На судебном процессе о порче мяса на ОАО «Гомельский мясокомбинат» заслушали свидетелей.

Уже допрошено больше 40 человек. Всего же по делу их проходит около ста. Теперь слово дали простым работникам мясокомбината — мастерам, лаборантам, грузчикам, которые ситуацию видели изнутри. Впрочем, видели по-разному. Для нынешнего дела это весьма характерно: участники одних и тех же событий в суде делятся порой совершенно противоположными впечатлениями.

К моменту скандальных событий Александра Струк на предприятии работала около двух лет. После ознакомления с производством молодую женщину назначили мастером холодильного цеха. Припоминает, что большие убои на мясокомбинате пошли летом 2015 года. Тогда она в основном отвечала за движение субпродуктов. При этом нередко видела, что мясо, поступившее после убоя, не сразу попадало в холодильные камеры:

— Была перегруженность. Иногда мясо оставалось в транспортном коридоре, ожидая, когда освободится место. Температура в коридорах была приблизительно такая же, как в камерах охлаждения.

Гособвинитель уточняет:

— Это могло повлиять на качество мяса?

— Мясо темнело, появлялась слизь. Говорили об этом начальнику холодильного цеха Игорю Мельникову (обвиняемый по делу. — Прим. автора). Он обещал провести ротацию и на следующий день определить мясо в камеры. Однако это иногда затягивалось. Порой на 2–3 дня.

Молодая женщина вспоминает, как в одну из камер, где находились субпродукты, определили на хранение полутуши говядины, предназначавшиеся для промышленной переработки. Сначала их подвешивали, потом стали складывать штабелями на поддоны. Эти ряды продукции, достигавшие в высоту больше двух метров, закрыли брезентом. Однажды «из любопытства», обмолвилась в своих показаниях свидетельница, она заглянула внутрь. Посветила мобильным телефоном, потому что освещение в камере было крайне плохое («все такое старое, что лампочки постоянно перегорали»), и увидела на мясе серые и белые точки плесени. После спросила у Мельникова, когда же полутуши уберут:

— Он говорил, что ставил в известность директора. Вроде уже скоро. Мельников заметно изменился. Стал раздражительным, нервным. Все повторял, что его посадят.

— Вот и накаркали, — раздался голос из зала.

Во время показаний работницы бывший директор мясокомбината Ричард Стефанович попытался откорректировать слова мастера:

— О какой перегруженности вы говорите? Проектная емкость камеры, допустим, 120 тонн, а хранится 80. Не было перегруженности. Любая комиссия докажет.

Мастер парировала:

— Не знаю, что там по проекту. Но продукцию складывали впритык к стенам и батареям, по проходам нельзя было нормально пройти. Мы обязаны были размораживать камеры один раз в полгода. Но у нас такой возможности просто не было.

Гособвинитель поинтересовался, изменилась ли ситуация сейчас:

— Теперь по-другому. Контроля стало намного больше. Сейчас ведем журналы установленного образца, все отслеживается. Отборы проб мяса делаются перед каждой отгрузкой.

О работе под большим нервным напряжением говорила и другой мастер холодильного цеха — Евгения Чембрович, ныне ушедшая с предприятия. В суде так описывала будни двухлетней давности. К примеру, даже если одна запланированная отгрузка продукции срывалась, то это становилось проблемой для всего холодильника. Представитель гособвинения уточнил:

— Вы сообщали руководству о происходящем?

— Мы не просто говорили — мы об этом кричали! Убойный цех стонал, но бил. Из-за перегрузки камеры проседали, не могли держать нужную температуру. Тогда мы брали багры, лопаты, сбивали снег, чистили всухую, не отключая холод. Нормально разморозить не могли, чтобы помыть, провести дезинфекцию, потому что у нас не было и сантиметра свободной площади для перемещения продукции.

— Устно говорили начальству или писали служебные записки?

— Какой смысл писать служебные записки, если начальство каждый день в холодильном цехе и все это видит.

— Когда проходила инвентаризация, разбиралось ли штабелированное мясо, вы видели туши, поврежденные плесенью?

— Видела.

— Поврежденное грызунами — было?

— Было.

Свидетельница рассказала и о конфликте, который произошел с начальником холодильного цеха Игорем Мельниковым:

— Он приказал срывать бирки со свинины, на которых указываются поставщик, срок убоя... Но мы не срывали. Когда узнал, что не выполнили указание, сильно кричал.

О том, что ситуация и впрямь вышла за рамки отдельно взятого цеха, свидетельствовала и мастер по документации Ирина Гулевич. Каждый день она готовила информацию для дирекции, ветслужбы об остатках продукции, которые «были большими»... Сказать, что руководство пребывало в полном неведении, вряд ли получится при таком раскладе.

Немало вопросов возникло к свидетелю Людмиле Каян — бактериологу производственно-технологической лаборатории предприятия. Участники процесса пытались прийти к пониманию, как же контролировалось качество продукции на мясокомбинате, если груды полутуш в итоге оказались испорченными. Работница лаборатории разложила схему действий по полочкам:

— Пробы замороженной говядины, например, в обязательном порядке отбираются один раз в месяц.

Государственный обвинитель конкретизировал предмет интереса:

— Вы отбирали пробы мяса, хранившегося в штабелях?

— Нет.

— Почему?

— В действующих нормативных документах не сказано, что должны отбираться пробы с мяса, заложенного на хранение. Оно ранее прошло ветеринарный контроль и предназначалось для промышленной переработки. Подчеркну, эти полутуши находились на хранении.

— Но вы видели, что холодильники перегружены? Что в коридорах застаивается продукция?

— В коридорах видела только мясо, которое привезли из убойного цеха и размещают в камеры...

Здесь уж судья потребовал ясности:

— Во время отбора проб вы выбираете какую тушу: лучшую из лучших? Ваша задача — найти или успокоиться? Если бы увидели подозрительное мясо, взяли бы пробу?

— Взяла бы. Но ничего подозрительного среди того, что я видела, не было...

«Подозрительное» стало явью после того, как в декабре 2015 года на предприятие пришли правоохранительные органы. Тогда провели инвентаризацию. Для того чтобы разобрать мясо, хранившееся в штабелях, потребовались солдаты. Под верхним «благополучием» оказались плесневелые туши, которые десятками тонн отправили на утилизацию. Однако часть сомнительного мяса успела побывать на Оршанском мясоконсервном комбинате и превратиться в консервы. Благо до покупателей они не дошли. Партию изъяли.

Источник: sb.by